Щедрование

Эта статья должна быть полностью переписана. На странице обсуждения могут быть пояснения.

Щедрование — украинский, белорусский и южно-русский сельский обычай аграрного характера, приуроченный к кануну Нового года и состоящий в том, что мальчики или парни-подростки ходят по домам, поют «щедровки» (укр. щедрiвки) и желают хозяевам благополучия, здоровья, хорошего урожая, свадеб, детей в наступающем году.

Сходное в основных чертах с сербским, болгарским и греческим колядованием и румынскими «плуговыми» песнями (Plugu š orul), южно- и западно-русское щедрование отличается от них, главным образом, тем, что с этим названием совершенно неизвестно вне пределов России. Это затрудняет решение вопроса о происхождении обычая Щедрования, имеющего несомненную связь с языческими новогодними праздниками, известными всему греко-романскому миру.

«Запрещения»

Нечто схожее с щедровками, можно разуметь, по-видимому, под теми «нощными плещеваниями, бесчинными говорами, бесовскими песнями и плясаниями» и вообще «еллинским беснованием», о котором упоминается в 41 и 92 главах «Стоглава» и в более ранних анонимных поучениях, направленных против остатков язычества на Руси. К 1628 г. относится первый правительственный указ патриарха Филарета, запрещавший под страхом духовного наказания «кликать коляды, и овсень, и плуги»^[1]. Такие запрещения повторялись в XVII и XVIII вв. несколько раз, вследствие чего в более позднее время перечисленные обычаи были перенесены с первых трех дней Рождества на 31-е декабря — канун дня св. Василия, совпавший с началом западноевропейского Нового года. Очень трудно определить, что именно в перечисленных индексах старого времени относится к щедрованию, что — к колядованию, двум сходным обычаям, имевшим почти одинаковое происхождение.

Обряды Малороссии

Исследователи обращают внимание ещё на то, что южно-русский писатель Иоанн Вышенский говорит о существовании в Малороссии в конце XVI века коляды и совсем не упоминает о щедровках. В ближайшей связи с названием обычая щедрования стоит название вечера дня св. Малании (31 декабря), известного под именем «щедрого». Относящиеся к нему занятия и поверья носят некоторые символические черты и отличаются строго хозяйственным характером: в этот день крестьяне приучают к езде и работе молодых лошадей и быков, окропляют их святой водой; ловят воробьев, сжигают их на огне и собирают пепел, который бросают весной в запаханную землю вместе с зернами, чтобы «воробьи не нападали на посевы конопли, проса и т. п.»; остатки соломы от обрядовых костров дают свиньям, чтобы те «хорошо плодились», или обвязывают ей стволы фруктовых деревьев, приговаривая при этом: «щедрого вечера тоби: чи будешь нам родити, чи ни?»; мимически и символически пашут землю, сеют и т. д. Вечером приготовляется трапеза, главным образом, масса пирогов и кнышей. По окончании приготовлений к «щедрому» вечеру хозяин садится за стол, а детей удаляют на время из комнаты. Затем дети входят в хату и спрашивают: «а где же наш отец?» Хозяин прячется за кучу пирогов и в свою очередь спрашивает их: «разве вы меня не видите?» Дети дают отрицательный ответ, на что отец говорит: «Дай Бог, чтобы вы никогда меня не видели» — иными словами, чтобы в их доме всегда было такое же богатство съестного, как в «щедрый» вечер.

Мальчики «щедруют», то есть поют щедровки под окнами и получают за это деньги или что-нибудь со стола хозяев. У белорусов «щодрыми вечерами» называются все вечера от Рождества до Крещения. Женщины не прядут в эти дни, ссылаясь на распространенные среди них рассказы о каком-то страшном старике, наказавшем «лакомую кобету» («прихотливую женщину»), прявшую в «щедрые вечера» ^[2]. Из хозяйственных работ в это время разрешается только починка земледельческих орудий, белья или платья, уборка комнат и стряпня. Подобные обычаи и поверья существуют у бессарабских румын.

Особенности щедровок

Щедровки имеют определенный стихотворный размер. Принимая во внимание невольные в данном случае переходы из одной поэтической формы в другую и заимствования содержания из колядок, не всегда можно точно установить уклонения от нормы типичного размера щедровок. Тем не менее, нормой их является формула 4 x 4, то есть несколько меньше колядок (5x5), причем нередко четырёхсложная стопа заменяется пяти- и шестистопной. Припевом их служат слова: «Щедрый вечер», «Святый вечер», «Щедрый вечер, добрый вечер — добрым людям на весь вечер» и т. п., повторяемые иногда без всякого отношения к тексту самих щедровок. Содержание последних очень разнообразно; выделение основных мотивов из массы поздних наслоений не всегда возможно, потому что с течением времени к религиозно-мистическим сюжетам стали присоединяться самые обычные духовные стихи, связавшие щедровки с циклом христианских легенд. В этом отношении щедровки у карпатских горцев Галиции сохранились лучше, чем у надднепрянских украинцев.

Теории о происхождении щедровок

Вслед за мифологической теорией ^[3] к изучению внутреннего состава щедровок стали прилагаться приемы сравнительного метода, благодаря чему были доказаны заимствования не только в целом, но и в подробностях ^[4]. Сравнивая их со славянскими и, главным образом, румынскими колядками, учёные попытались выделить русские исторические и бытовые черты из обширного греко-романского элемента, который, по всей вероятности, лёг в основу нынешних украинских и белорусских щедровок. Учёные видели в бродячих сюжетах живые воспоминания народа о древнерусских князьях, представляющие только случайные сколки «некогда блестящей поэзии дружинной эпохи». В I томе «Исторических песен малорусского народа» Антоновича и Драгоманова был выделен даже особый отдел таких обрядовых песен, в которых будто бы сохранился необыкновенно древний исторический элемент. По словам издателей, «в колядках и щедровках, не носящих следов христианства, следует искать остатков древнейшего русского славословия богам», а в остальных — «древнейших славословий героям и князьям». Этот взгляд несколько умеряет проф. Н. И. Петров, поместивший обширный разбор малорусских песен в «Трудах Киевской духовной академии»^[5]. Здесь было впервые подвергнуто сомнению приурочение издателями некоторых обрядовых песен к таким историческим лицам, как Иван Берладник или Роман Волынский. Костомаров понимал значение этих песен несколько шире (см. Коляда).

Сторонником мифической теории был и А. Потебня, который производил название «Усень» («Овсень», «Авсень») от санскритск. «усра», «ушас» — утренняя заря, утро, «заря, как божество», и сближал его с литовским auszra или латинским aurora. По мнению Потебни, ценность такого толкования заключается в том, что разъясняет несколько непонятный зачин большинства щедривок: «Ой рано, рано солнце сходило» и т. п., обычный в обращениях к хозяину-господарю, который при приходе щедровщиков спит и не знает о дарованных ему «радостях в хозяйстве». Как оказалось из последующих исследований, «заря» румынских и славянских щедровок имеет отношение скорее к началу весны, к «утру» солнечного года, чем к началу дня. А. Веселовский связал происхождение колядования и щедрования с римскими новолетними праздниками «общей радости», завершавшими целый праздничный цикл в честь Диониса, Сатурналий, Опалий и Календ (см. Коляда) П. Шейн не делает различия между первыми и вторыми; он говорит, что «колядки, которые поются на Новый год, называются щедрецовыми, щедрецами и щедровками^[6].

В сознании современных исполнителей и слушателей цель щедровок и колядок состоит в том, чтобы „дом развеселить и детей разбудить“. Свое пение они сравнивают то с „ластовкой“ (ласточкой), то с „соловьём“ или „зозулей“ (кукушкой); они будят „господаря“, его семью и челядь, сообщая им о „радости на дворе“ или „Божьей милости“. Последняя трактуется здесь с точки зрения исключительно экономической: коровы потелились, кобылы пожеребились, пчелы пороились и т. д. Весеннее происхождение щедривок видно из того, что перечисляемые в них реальные „радости“ хозяина могут быть приурочены скорее к началу весны, чем к зиме, когда происходит пение щедровок. Наиболее типичными из них оказываются те, которые имеют бытовой характер. Запевало говорит, что он ходил по новым городам и долго искал королевского дворца на трех столбах, пока не нашел его во дворе прославляемого хозяина. Затем следуют пожелания „пану господарю“ жить „в домочку с женой и детками, как в раечку“, самому господарю — сиять ясным месяцем, деткам — частыми звездочками. Требования о вознаграждении певцам отличаются юмором: „дайте книш — бо пущу в хату миш, дайте ковбасу — бо хату рознесу, дайте калача — бо впущу в хату рогача, дайте пирог — бо не помилує Бог, дайте сало — бо заберу сани, дайте копійку — бо поберу дівку“ и т. д. Наряду с шутливыми сюжетами, в щедровках находим религиозные мотивы с заметными апокрифическими чертами; в большей части щедровок фигурирует Панна Мария (Богоматерь); это указывает, быть может, на западное, отчасти польское происхождение таких мотивов. Тексты щедровок разбросаны в многочисленных изданиях, посвященных украинскому и белорусскому народному творчеству.

См. также

• Обходные обряды
• Щедрый вечер
• Щедровки
• Щедрик — рождественская украинская народная песня
• Виноградье
• Овсень
• Колядование
• Посевание
• Волочебный обряд

Примечания

1. ↑ И. Сахаров, «Сказания русского народа. Народный дневник», СПб., 1885, стр. 228—231, 236—237
2. ↑ П. В. Шейн, "Белорусский сборник, т. III, СПб., 19 0 3, стр. 113—115
3. ↑ Снегирев, Афанасьев, О. Миллер
4. ↑ А. Веселовский, А. Потебня, Н. Сумцов
5. ↑ «Трудах Киевской духовной академии», 1875, кн. X.
6. ↑ „Сборник II отделения Академии наук“, т. XLI, стр. 56

Литература

• П. Чубинский, „Труды этногр.-статистической экспедиции в Западно-Русский край“ (т. III, СПб., 1872, стр. 439—461);
• „Народные песни Галицкой и Угорской Руси“, собр. Я. Головацким (т. II, М., 1878, стр. 143— 76; разбор А. Потебни в XXI отчете о присуждении Уваровских премий»);
• Шейн П. В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края — СПб.: 1887. Т. I, ч. 1. 1890. C. 56—98.
• Кольберг, «Pocutie»; И. Носович, «Белорусские песни» (СПб., 1873);
• Г. де Воллан, «Угро-русские народные песни» (СПб., 1885);
• В. Милорадович, «Рождественские святки в северной части Лубенского уезда» «Полт. губ. вед.», 1893, № 42—44), и в других фольклорных материалах;
• А. Веселовский, «Разыскания в области духовного стиха», VI—Х («Сборник II отд. Академии наук», т. XXXII);
• А. Потебня, «Объяснения малорусских и сродных народных песен. II. Колядки и щедровки» («Русский филол. вестник», Варш., 1887);
• Н. Сумцов, «Научное изучение колядок и щедровок» («Киевская старина», 1886, кн. II, 237—266); *Пыпин, «История русской этнографии» (т. III, СПб., 1891);
• П. Владимиров «Введение в историю русской словесности» (К., 1896);
• Н. Коробка, «К изучению малорусских колядок» («Известия Отд. русск. яз. и слов. Академии наук», 1902, кн. III, 235—276).

О румынских колядках, имеющих много общего с малорусскими щедровками, см.

• М. Gaster, «Literatura populara rom ã na» (Byxaрест, 1883);
• «Colinde, c ântece populare ś i cântece de stea inedite» («Revista pentru istorie, archeologie śi filologie», год I, t. II, год II, т. I, Бухарест, 1884) и др.

Источники

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Для улучшения этой статьи желательно?: Переработать оформление в соответствии с правилами написания статей. Добавить иллюстрации. Проставить для статьи более точные категории. Викифицировать статью.